Я покажу тебе Луну в чернильнице. (с)
В комнате светло, даже когда окна зашторены. Я думаю о том, как в конце февраля отсюда выносили тело, потом бельё, подушки, диван.
Сейчас здесь лежу я. Тут всё новое: диван, обои, мебель. Я думаю о том, как мы с Кириллом старались её накормить. Она не могла сидеть, проваливалась в сон, а мы будили её, заново разогревали суп.
Как она падала с дивана и не могла встать, а мы не могли поднять её, поэтому подкладывали под голову подушки, укрывали одеялом и ждали, пока придут родители.
О том, что на похоронах невозможно было плакать, даже глядя на посмертную маску. Многие плакали, у меня не получалось.
Потом я закрываю глаза, силясь уснуть и начинаю думать о котятах. Котята с полсекунды держатся такими, но тут же вокруг шеи одного котёнка появляется кровь. Я пытаюсь думать о чём угодно, но кто-то внутри моей головы тут же извращает картинку. Я подавляю мерзость, но она тут же просачивается в любые образы кровью, разрушением, гневом. Я пытаюсь понять, кто внутри меня хочет меня разрушить, понимаю, но не могу его уничтожить - это самоубийство.
Думаю, было бы всё так, если бы не физическая боль? Хочу вызвать скорую, но сказать мне им почти нечего. Таблетки на столе и в количестве в желудке, так что остаётся только ждать. Удивляюсь тому, что в половину второго меня упорно не клонит в сон. Жду, когда организм устанет, сдастся и уснёт. Перед сном успеваю ухватить очень простую, но важную мысль. Раз я осознаю её - это половина победы. Моя впечатлительность - враг мой, моя мнительность - ещё более страшный враг. И это временно, временно, временно. Я достаточно поверхностный человек, значит скоро я перестану думать эту мысль и бояться, всё временно и всё пройдёт. Я шёпотом проговариваю имена любимых людей, чередую их с железным "Всё будет хорошо". Последнее внушаю, переводя себя в объект. Всё будет хорошо.
Около семи утра - я самый счастливый человек. Мне наконец-то тепло, обезболивающее ещё действует, а до подъёма на работу около десяти минут.
Сейчас здесь лежу я. Тут всё новое: диван, обои, мебель. Я думаю о том, как мы с Кириллом старались её накормить. Она не могла сидеть, проваливалась в сон, а мы будили её, заново разогревали суп.
Как она падала с дивана и не могла встать, а мы не могли поднять её, поэтому подкладывали под голову подушки, укрывали одеялом и ждали, пока придут родители.
О том, что на похоронах невозможно было плакать, даже глядя на посмертную маску. Многие плакали, у меня не получалось.
Потом я закрываю глаза, силясь уснуть и начинаю думать о котятах. Котята с полсекунды держатся такими, но тут же вокруг шеи одного котёнка появляется кровь. Я пытаюсь думать о чём угодно, но кто-то внутри моей головы тут же извращает картинку. Я подавляю мерзость, но она тут же просачивается в любые образы кровью, разрушением, гневом. Я пытаюсь понять, кто внутри меня хочет меня разрушить, понимаю, но не могу его уничтожить - это самоубийство.
Думаю, было бы всё так, если бы не физическая боль? Хочу вызвать скорую, но сказать мне им почти нечего. Таблетки на столе и в количестве в желудке, так что остаётся только ждать. Удивляюсь тому, что в половину второго меня упорно не клонит в сон. Жду, когда организм устанет, сдастся и уснёт. Перед сном успеваю ухватить очень простую, но важную мысль. Раз я осознаю её - это половина победы. Моя впечатлительность - враг мой, моя мнительность - ещё более страшный враг. И это временно, временно, временно. Я достаточно поверхностный человек, значит скоро я перестану думать эту мысль и бояться, всё временно и всё пройдёт. Я шёпотом проговариваю имена любимых людей, чередую их с железным "Всё будет хорошо". Последнее внушаю, переводя себя в объект. Всё будет хорошо.
Около семи утра - я самый счастливый человек. Мне наконец-то тепло, обезболивающее ещё действует, а до подъёма на работу около десяти минут.