Как бы слить весь ад в одну запись?
читать дальшеМы стоим у Андреевского спуска, и я уже запускаю руку в рюкзак, чтобы достать кошелёк. Потом доходит.
- А почему они спят? Почему они все спят?
На небольшом участке асфальта разместилось около 15-ти собак разных пород и возрастов. Солнце жарит, в центре всего этого на какой-то табуреточке сидит странного вида бабушка и равнодушно читает газету. Все собаки спят. У края дороги стоит прозрачный пластиковый аквариум для сбора денег. Написано, что для приюта собак и кошек.
- Они под чем-то?
- Центр Киева, на таком месте не пустят сидеть просто так.
Вчера в автобус заходит женщина и просит дать ей деньги на лечение сына, у него какая-то страшная болезнь. Прямо как в любой из столиц это происходит в электричках и в поездах метро. У неё есть фотография, она жалобно вещает. Я уже почти верю, а потом на фразе "А если Вы сомневаетесь, у меня есть справка о болезни моего сына" я ловлю интонацию. И вот это "сомневаетесь" и "справка" звучат протяжно и высоко. И я понимаю, что слышу это не в первый раз.
Да простит меня Господь и эта женщина, если это моё выпестованное последними месяцами неверие ожесточило моё сердце, но это не похоже на правду. Честно говоря, разговоры про истину и правду сейчас сложны особенно, их просто невозможно вести.
О, как здорово было ещё несколько дней назад, когда самой острой моей проблемой был вопрос о том, велика ли мне эта кожаная серая куртка или не очень. Сейчас же я нахожусь в постоянном напряжении. Где-то между грудной клеткой и горлом что-то постоянно сжимается, я отвлекаю себя на воспоминания, мечты и фотографии, на хороших людей, но лучше чувствую себя за закрытой дверью и закрытым окном. Куртка велика, пришлось купить другую. Но я категорически не принимаю эту реальность сейчас, это яркое солнце, этих бесконечных людей, шныряющих по улицам (а чем я лучше?), эту убогую палатку народно-освободительного движения, что поселилась уже, видимо, на Чумбаровке, чтобы собирать деньги на помощь Донбассу. Я хочу разорвать себе барабанные перепонки и выколоть глаза, чтобы не видеть, как люди сходят с ума, но самое страшное - я больше всего на свете боюсь лишиться разума.